Знак Разрушения - Страница 125

125

Элиен успел отшатнуться назад, но острие вражеского клинка оставило на его груди длинный надрез. В Когте Хуммера не было прежней магической силы, и только благодаря этому рана не вспыхнула голубым мертвящим пламенем.

Инстинкт воина опередил сознание – и вот уже Аскутахэ вскрикнул от боли. Второй удар Элиена проник в Кутах над Кутах настолько глубоко, что обычный нелюдь уже осыпался бы грудой обугленных зимородков.

Но только не Аскутахэ. Средоточие извращенной материи, крылатый сын Октанга Урайна не только остался жив, но и сохранил равновесие. Ему, однако, достало сметки, чтобы понять: следующий удар Поющего Оружия может оказаться роковым.

Здесь, в подземелье, где Аскутахэ не мог толком использовать свои крылья, он был опасным врагом только для айли. Аскутахэ издал гортанный крик и выпрыгнул наружу – в коридор, к своим.

Элиену не нужен был свет. Он и так прекрасно понимал, что здесь произошло, – ужасной вестью был напоен сам воздух подземелья.

Тара была мертва. Она погибла совсем недавно, так и не узнав, что Знак Разрушения дописан и теперь у Сармонтазары появилась надежда.

Ойра еще жила. Но ей оставалось жить совсем недолго. Аскутахэ не успел вырвать ей сердце, однако смертельная рана обезобразила ее совершенную грудь, и легкий прах на полу стал густой глиной, смешавшись с горячей кровью вожделенной Элиеном женщины.

Наверху раздались гортанные выкрики кутах, но они были тут же перекрыты стройным боевым кличем паттов. А где-то вне Дворца, на востоке, слышался ослабленный стенами, но такой узнаваемый грютский клич “Хи-э-э-йя!”.

* * *

Внезапно у Элиена возникла мысль, которая в первый момент показалась ему неимоверно кощунственной.

Но Леворго, по всей вероятности, был другого мнения. Невидимая, но нераздельная связь его кожи с собственной кожей Элиена прервалась. Сын Тремгора понял: Леворго – или, по крайней мере, то незримое и неназываемое нечто, которое осталось от ученика Лишенного Значений, – благословляет его сделать то, что подсказало Сердце Силы.

И тогда Элиен бережно поцеловал Ойру в губы, в которых уже почти не оставалось жизни. Он надел на ее холодеющую руку браслет Гаэт и произнес фразу на Наречии Перевоплощений. Он раздел ее и разделся сам.

– Звезднорожденный вошел в женщину, о которой не знал больше ничего. Он не знал, Гаэт ли это, или Ойра, или просто бездыханное тело, страсть к которому окончательно замутила его рассудок.

В момент наивысшего i. юлаждения два Сердца Силы, которые бились в груди Элиена во время схватки с Урайном, разделились и в кромешном мраке подземелья раздался женский стон. А потом воцарилась тишина.

* * *

В тот день гибель Города Лишенного Значений была оплачена кровью учеников и исчадий Хуммера сполна. Два серых крыла сомкнулись вокруг плотного строя герверитов.

Даже если бы воины Земли Герва были трусами и спешили спастись бегством, они не смогли бы сделать этого: грюты наседали со всех сторон. Смерть поджидала герверитов везде, куда бы они ни устремились.

Даже если бы воины Урайна решили сдаться на милость победителей, им было бы отказано в милости: грюты не знали пощады и пришли в Лон-Меар только затем, чтобы убивать. Чтобы мстить за своего царя, потерявшего левую руку и охромевшего на обе ноги по вине Октанга Урайна.

Но, даже окруженные со всех сторон, гервериты и с ними около четырехсот уцелевших кутах составляли страшную силу. А когда над их войском поднялся высоко в небо Аскутахэ, они с громовым кличем ринулись на спешившихся грютов и едва не прорвали их строй.

Грюты разумно полагают, что военачальнику не место в гуще сечи. Аганна стоял на уцелевшем участке крыши Дворца и оттуда руководил действиями своих воинов. Но когда Аскутахэ бросил дерзкий вызов храбрости его воинов, Аганна не смог удержаться.

Второе крылатое существо о двух головах взмыло над залитыми кровью пустошами Лон-Меара. Аганна не зря даровал некогда жизнь нетопырю Хегуру. Хищный призрачный зверь служил отныне ему и цепным псом, и крылатым конем. А историю его приручения знают лишь безглазые двенадцатиколенчатые пауки из колодцев Радагарны.

Стрела Алаша, Поющая Стрела, во всем равная мечу Эялата, настигла Аскутахэ раньше, чем он успел понять, что это не его братец, сотворенный его жестоким отцом при деятельном содействии Серебряных Птиц. Нетопырь Хегуру, пропев что-то вроде “Ай, какие глаза, всем глазищам глаза”, подхватил падающее тело Аскутахэ и, прежде чем Аганна успел дернуть поводья, высосал их без остатка.

Кутах, оставшись без своего военачальника-на-час, застыли каменными истуканами.

Грюты, воспрянув духом, ударили по-настоящему.

* * *

Была уже ночь, когда из дворцового подземелья навстречу тихим стонам, разговорам вполголоса и сдержанному храпу коней вышли двое. Мужчина и женщина. Воин и воительница. Звезднорожденный и его возлюбленная.

Гореть в Городе Лишенного Значений было нечему. Поэтому нигде не виднелось костров, темнота уступала лишь свету немногочисленных факелов в руках грютов, искавших тела своих погибших боевых товарищей.

– Элиен! – услышал Звезднорожденный до боли знакомый голос.

Он и его возлюбленная обернулись. Свет факела в руках Герфегеста выхватил из темноты лица всех троих.

– Который нынче час? – спросил сын Тремгора, только теперь начавший осознавать, сколь долго продлилось небытие.

– О Зергвед! – возопил довольный Герфегест. – Спроси еще “Где я?” и “Кто ты?”. Мы победили, Элиен! Понимаешь?! Мы победили!

* * *

Для гоад-а-рага и его высоких друзей грюты все-таки нашли из чего разложить костер. На дрова пошли трофейные деревянные щиты подневольных герверитских союзников – таркитов и ивлов, которые составляли в войске Урайна вспомогательную девегу.

125