Знак Разрушения - Страница 47

– Ночью видно, но лучше не видеть, – сказал Алаш и бросился к коням, которые стояли словно вкопанные.

Видимо, коням тоже известно, что такое цепенеть от ужаса. Алаш привел их к костру и стал навьючивать поклажу, которой было совсем немного, на их спины.

– Быстрей, гесир Элин. Едем быстрей. Элиен вскочил в седло. То же сделал и Алаш.

– Поеду с тобой дальше, – бросил Алаш. – Ты сам Хегуру не убить. Он тебя может убить. Мой отец видел его один раз давно.

* * *

Пока они следовали между двумя цепочками буро-зеленых валунов, с обеих сторон ограждавших брод, Элиен тревожно всматривался в воды Ан-Эгера. Еще не успела забыться переправа через Орис и леденящая душу встреча с Октангом Саромом. Еще не успела забыться зыбкая и пронзающая ужасом вечная гладь, служащая родным домом не желающему упокоиться утопленнику. Еще помнились его горящие глаза и острога, сотканная из водных струй.

Элиен, конечно, не ждал вновь увидеть здесь именно Октанга Сарома, но кто знает, какие еще были родственнички у Урайна и в каких краях Сармонтазары нашли свой временный приют их призраки? Он не убирал ладонь с рукояти меча.

Алашу, разумеется, были неведомы перипетии их с Герфегестом переправы через Орис. Он тоже был настороже, и от взгляда Элиена не ускользнула напряженность его попутчика. То и дело грют поднимал глаза к небу и нюхал воздух. Было видно, что появление Хегуру взволновало его и лишило былой невозмутимости.

Выйдя на твердый берег, Элиен и Алаш не стали тратить времени даром и помчались на юг – туда, где на карте Леворго была обозначена дорога в Магдорн. Туда, куда вел Знак Разрушения.

Не говоря ни слова, Алаш разыскал наконец небольшой топорик и отправился к ближайшим кустам. Вскоре оттуда послышался треск сучьев и тягучий трудовой напев Алаша. Элиен не нашел ничего лучшего, чем последовать примеру грюта.

Через полчаса, когда уже почти полностью стемнело, они натащили к тому месту, где топтались их оголодавшие кони, большую кучу колючего хвороста и много узловатых стволов пустынника, покрытых шершавой корой.

Алаш разделил хворост на восемь частей. Первую часть, самую большую, он оставил в центре стоянки, а семь поменьше разложил вокруг и поджег.

Хворост в семи кострах занялся, обозначив вокруг путников огненный круг. Куча в центре осталась нетронутой, и .Элиен сообразил, что из нее будет браться хворост для поддержания огня.

Магический огненный круг. Элиену вспомнилось капище Гаиллириса, и он подумал о том, сколь много сходного у народов, считающихся чужими. Он, пожалуй, не был бы удивлен, если б Алаш вскричал сейчас: “Милостив будь, Гаиллирис!” Этого, однако, не случилось.

– Теперь мы защищены, – удовлетворенно вздохнул на совесть потрудившийся Алаш. – Хегуру нас не видит, не слышит. Говори чего хочешь.

Но Элиену нечего было сказать. Огненный круг загородил собою небо, запах дыма заслонил запах опасности.

– Спим по очереди. Сначала ты, потом я. Будешь подбрасывать хворост, чтобы круг не разрушался.

– Ясно, – кивнул Элиен и начал готовить ночлег.

– Мы так делаем теперь каждую ночь, пока…

– Пока что? – поинтересовался Элиен.

– Пока Хегуру не уйдет.

Элиен не сомневался в том, что Хегуру не уйдет. Хотя бы потому, что Урайн ему не позволит. Алаш, однако, придерживался другого мнения.

– Гесир Элин большой воин. Хегуру нужны его глаза. Хегуру совсем не хочет уйти. Ему тяжело здесь быть, но он не уходит, – медленно говорил Алаш, всматриваясь во тьму, простирающуюся по ту сторону огненного круга.

– Пусть его! – Элиен почувствовал прилив бодрящей злобы и, завернувшись в плащ, уснул.

* * *

Так прошли четыре ночи. Четыре ночи Элиен и Алаш окружали свой ночлег огненным кругом и, сменяя друг друга, поддерживали пламя колючими ветвями степного кустарника. Четыре дня они мчались на юг, но Хегуру не отставал от них.

Алаш был замкнут и зол, смущенный настойчивостью Хегуру, шедшей вразрез со всем, что он слышал и знал о повадках и нравах этого существа. Ночами, когда приходил черед Элиена вкушать ночной покой, Алаш плел из имевшегося в его распоряжении конского волоса некое подобие грандиозных силков.

Элиен не мог понять, какой смысл в его плетении и есть ли этот смысл вообще. Быть может, Алаш попросту занимал руки, чтобы легче было скоротать часы ночной стражи? От вопросов Элиен, однако, воздерживался.

Казалось, оба путника уже свыклись с присутствием Хегуру и со своим бессилием одолеть невидимую тварь. Алаш более не тратил стрел и не целил в безоблачное небо, как то было близ Ан-Эгера. Он лишь изредка посматривал за спину на едва приметную серую тень, стелющуюся следом за ними по земле. Теперь эту тень мог различить и сам Элиен.

– Хегуру можно цельно видеть только ночью, – сообщил Алаш. – Но ночью он убивает и сильный, поэтому не надо пытаться.

* * *

На пятый день на горизонте показались вершины Нарабитских гор. Элиен был рад. Во-первых, это означало, что около трети Знака Разрушения уже описано в землях Сармонтазары. А во-вторых, у него была надежда, что Хегуру не пойдет за ними в горы.

Вдруг Элиен услышал голос Алаша, который обычно избегал разговоров между пробуждением и ночлегом. Алаш говорил, но говорил не с Элиеном.

– Стражи Ворот не будут рады, если ты придешь туда за нами, Хегуру, – говорил Алаш на ре-тарском. Но ему не отвечали.

– Стражи Ворот не будут церемониться с тобой, Хегуру, – продолжал Алаш тоном судебного писаря. – Стражи Ворот отрежут тебе уши, вспорют тебе живот и набьют его твоими же нечистотами.

Элиен затаил дыхание, чтобы слышать все. А это было не так просто из-за стука копыт. Элиен не мог понять, зачем Алашу понадобилось устрашать невидимого врага и отчего, если предположить, что в этом есть какой-то смысл, он не делал этого раньше.