Знак Разрушения - Страница 48

– Они пойдут за тобой и придут в твой дом, уведут жен и детей и повернут Ан-Эгер вспять. Твои дети будут у них цепными псами. Твои жены пойдут на корм свинье, если их свинья станет это есть. Говорю тебе – уходи.

Алаш остановил своего коня. Элиен сделал то же самое, отпуская мысленный комплимент риторике бывшего грютского раба.

– Уходи, – отчетливо произнес Алаш, всматриваясь в небо, освещенное дневным светилом. – Иначе будет что я сказал.

Тишину нарушил хохот, распадающийся на тысячу тошнотворных многоголосий, закружившихся над степью на крыльях ветра. Это смеялся Хегуру. Впервые за много дней преследования они слышали его голос. Хегуру хохотал во всю глотку, и казалось, вершины Нарабитских гор хохочут вместе с ним.

И тогда Алаш выхватил оружие, над которым он трудился всю дорогу от Ан-Эгера. Два камня, связанные веревкой из конского волоса. В веревку были вплетены несколько наконечников Поющих Стрел. Быстро раскрутив над головой свой ловчий снаряд, Алаш метнул его прямо в хохочущее ничто.

– Иэйя! – вскричал Алаш и поскакал к близким зарослям кустарника, откуда раздавался громкий треск.

Вскоре Элиен увидел Хегуру. Тварь была перехвачена поперек туловища веревкой, и, хотя ее концы с камнями болтались свободно, нетопырь мог лишь шипеть и извиваться. Видимо, с конским волосом и, главное, наконечниками Алашевых стрел Хегуру был не в ладах.

Несмотря на это, Алаш предпочел ловко связать концы веревки и накинуть на Хегуру тончайшую сеть из все того же конского волоса. Нетопырь рвался, завывал и брыкался так, что Элиену стало не по себе при мысли сойтись с этой мерзкой тварью один на один. До этого момента Элиен представлял себе Хегуру несколько иначе.

– Теперь ты видишь его, – гордо сказал Алаш.

* * *

– Хегуру говорит, что он хороший. Ты не верь ему, я ему не верю. – Наконец-то Алаш снизошел до объяснений.

Пока Элиен топтался на месте, разглядывая нечистого крылатого зверя, его спутник вел с ним беседы, причем в общении с нетопырем Алаш оказался куда более многословным, чем был с Элиеном.

– Хегуру говорит, что всем нужно есть и никто не может без еды. Поэтому он и гнался за нами. Он был голодный, – прокомментировал Алаш длинную и абсолютно непонятную Элиену тираду, сказанную не то на грютском, не то на одном из еще более южных наречий. Элиен отошел подальше, вынул карту, но не успел он развернуть ее, как к нему подошел Алаш.

– Гесир Элин, теперь Хегуру не опасен нам. Он теперь наш пленник, и я прошу твоего разрешения оставить его в живых.

Элиен, не понимая, чем Хегуру, пять дней кряду угрожавший выесть им глаза (видите ли, никто не может без еды!), снискал расположение грюта, спросил:

– Положим, я позволю. И что тогда? Кто поручится, что он не станет преследовать нас дальше? Кто докажет, что он более не опасен нам? Сам Хегуру? Хорош поручитель!

– Но я не отпускать его. Я не оставлю его без сети. Я повезу его в Радагарну. Наратта будет ой как рад! Это святой зверь! Наши прадеды почитали его. Я не хочу убивать Хегуру теперь, когда нет опасности. Его можно убивать, только когда он угрожает. А если не угрожает, то это очень плохо. Пусть будет у Наратты. Ему понравится! – упрашивал Элиена Алаш, не ведавший разницы между “святым” и “священным”.

– Хорошо, Алаш. Поступай как знаешь. Пускай у Наратты будет одной животиной больше, к паукам в придачу, – махнул рукой Элиен. – И что ты намерен делать дальше? Быть может, тебе стоит сразу пуститься в обратный путь? Ноша ведь твоя нелегка.

Элиен бросил взгляд на Хегуру, пытаясь на глаз определить, насколько же тяжел пойманный зверь. Быть может, как телушка, быть может, как медведь.

– Он пойдет сам. Он хочет скорей целовать мусор под пятками великого царя грютов, – сказал Алаш, сияя от гордости за своего повелителя. – И я, конечно, хочу в Радагарну скорей. Теперь, когда мараш поймался, тебе бояться нечего.

– Можешь ехать, конечно, – сказал Элиен.

– Спасибо тебе. Но ночевать мы сегодня все равно вместе!

Таким образом, прощание с Алашем было отложено на следующее утро.

* * *

Элиен, Алаш и их крылатый пленник, спеленутый сетью из конского хвоста, расположились на ночлег в небольшой ореховой роще в виду Нарабитских гор. Съестные припасы подходили к концу. Воды было мало, и Элиен с нетерпением ждал, когда он вступит в изобильные тернаунские земли.

Огненное кольцо было теперь не нужно, и, вспомнив об этом, Элиен почувствовал огромное облегчение. Не нужно рубить дрова. Не нужно поддерживать костры, не нужно стоять в дозоре.

Хегуру оказался вовсе не таким свирепым, как предполагал Элиен, вглядываясь в темноту по ту сторону огненной завесы. Он лежал неподвижно, сложив свои перепончатые крылья, и только уши его шевелились, пытаясь уловить что-нибудь интересное.

– Скажи, Алаш, а как Хегуру делал, что мы его не видели? – поинтересовался Элиен.

– Их род это умеет! – оживился Алаш. – У них крылья такие и живот, что к ним свет прилипает, и поэтому их не видно.

– А отчего же тогда мы сейчас его видим? И когда ты поймал его в сеть, его уже было видно? Отчего ночью он становится видим?

Алаш не задумываясь ответил:

– Днем его не видно. Но сеть у меня по-доброму сделана – его колдовство не действует. В такой сети любого из них будет видно. А ночью – это другое. Ночью света нет, и поэтому нечему прилипать к нему. Потому – видно.

Элиен был сражен наповал абсурдной логикой грюта, но придираться к его словам не стал. Какая, в сущности, разница? Виден. Не виден. Лишь бы скорее все это закончилось!

* * *

– Я буду сторожить его, пока ты будешь спать, – добровольно вызвался Алаш, присаживаясь рядом с нетопырем.